— Нет. Я, так или иначе, был бы здесь.
Поднимаю брови.
— Ты часто помогаешь здесь?
— Три раза в неделю. Четыре дня работаю, и три других провожу здесь, — он говорит это небрежно, словно каждый двадцатипятилетний парень отказывается от отдыха, чтобы в жару строить дома для людей, с которыми не знаком. — Если хочешь прийти во вторник, успеешь отработать еще несколько часов до ночной смены.
У меня много вопросов, но не знаю, какой хочу задать первым.
Мне не выпадает шанс спросить что-то, потому что Адам открывает рот и говорит:
— Я так понимаю, Боб Пейдж научил своих детей, как обращаться с инструментами?
Я смеюсь от нелепости его комментария.
— Мой папа? Как использовать инструменты? Если под инструментами ты имеешь в виду миксер «Китчем Аид», тогда да, он научил нас всему, что мы знаем. Если ты о молотке и дрели, то ответ - нет.
Он смотрит на мои руки, держащие сэндвич с ветчиной.
— Кто тебя научил?
— Что? Думаешь, девушка с такой отличной попкой, как у меня, которая делает лучший «Лонг-Айленд» в городе, не может повесить что-то на стену?
Он пожимает плечами.
— Типа того. Ага.
Качаю головой на его предположение. Я должна повести себя, как стерва, и начать спорить с ним, но вместо этого говорю ему истинную правду:
— Знаешь, как мальчики записываются на факультатив по танцам в школе, чтобы знакомиться с девушками? Ну, я записалась на труд, чтобы познакомиться с мальчиками.
Адам издаёт низкий смешок, но я не могу сказать, он смеётся надо мной или действительно думает, что то, что я сказала, смешно.
— И чем все закончилось?
— Там я познакомилась с Брэдом.
Упоминание его мертвого лучшего друга изменяет ауру вокруг него. Легкий смех в голосе пропадает, как и беззаботное выражение на лице. Теперь у него серьёзный взгляд.
— Точно. Я забыл, — стена, которую он временно опустил, снова поднимается.
Кусаю сэндвич и жую. Глотаю и продолжаю:
— Оказывается, мне нравится работать руками. Существует много вещей, на которые я способна, и никто даже и не подозревает об этом.
Мускулы на его предплечьях напрягаются и расслабляются. Рот открывается и едва закрывается. Для мужчины, чье каждое движение продумано и заранее просчитано, ему, похоже, трудно решить, что он хочет сделать в этот момент.
— Лия, по поводу того, что ты сказала раньше, — на мгновение он прерывается. Эти темные глаза смотрят на меня так же, как прошлой ночью. — Я козел. Но ты - не дурочка.
Не ожидая своего рода извинения, я просто смотрю на него и жду остальную часть - часть, где он отчитывает меня или говорит что-то унизительное о моей карьере, моем баре, моем наряде, моей личности.
Вместо этого, он молчит.
В тишине я принимаю его слова за то, чем они и являются, и мы заканчиваем наш обед, сидя под деревом. Когда приходит время вернуться назад, я знаю, что должна что-то сказать. Он собирается идти к дому, когда я кладу руку на его предплечье и тяну его назад.
Он поворачивается ко мне, и мне вдруг становится неловко.
Я никогда не терялась, но есть что-то в том, как его рука застыла под подушечками моих пальцев, и как его плечи поднимаются без выдоха, заставляет меня замереть. Я ни издаю не звука.
Адам смотрит на мою руку на его руке и на мою кожу, соприкасающуюся с его кожей. Его лицо хмурится, и я умираю от желания узнать, о чем он думает.
Но я этого никогда не узнаю, потому что он вырывается.
— Не трогай меня, — говорит он.
А я стою и смотрю на его спину, когда он уходит прочь.
— Что за кретин, — говорит Сьюзен, сидя на перевернутом ящике на складе в «Необъезженном жеребце».
— А я о чем, — я считаю ящики «Абсолюта».
Комната маленькая и без окон, с металлическими полками. Она определённо известна, как комната с алкоголем, здесь мы держим выпивку. Под баром есть комната, где хранится пиво, а все для еды находится в задней части, возле кухни.
— Тебя арестовали, а он приходит и заключает с тобой сделку, чтобы вытащить из неприятностей?
Я отмечаю количество коробок на бумаге передо мной.
— Похоже, он даже слушал меня, когда я сказала, что не я была за рулем чертовой машины, — поднимаю взгляд от планшета и перехожу к «Грей гус».
— Ну, этот другой офицер, конечно же, должен был выслушать тебя, но как ужасный Адам Рейнгольд посмел вести себя, как какой-то рыцарь в сияющих доспехах, спасая твою задницу и твои мечты о владении баром.
Драматичность в ее речи заставляет меня прерваться, когда я поворачиваю голову.
Указываю на неё ручкой.
— Очень остроумно.
Она толкает очки вверх по тонкому носу и пожимает плечом.
— И мы даже не упомянули, что он спас тебя от нападения Нико.
— Спас? Да начнём с того, что я вообще не должна была там находиться. Я могла бы предъявить городу иск за такое.
— А почему не предъявила?
— Потому что... — пытаюсь думать о причине. Не придумав ни одной, топаю ногой от разочарования и бросаю на неё раздраженный взгляд. — Да иди ты.
Сьюзен смеется, ее блестящая розовая помада расползается в широкую усмешку.
— Несмотря на то, что Адам в какой-то степени придурок, он должен знать тебя. Твоя репутация идет впереди тебя. Черт, ты заставляла меня подвозить каких-то слишком подвыпивших девушек, о которых беспокоилась, потому что сама была занята и не могла уйти с работы.
Я качаю головой. Глаза сосредоточены на шнурках кед.