Неожиданное осложнение - Страница 20

— Я не хочу, чтоб ты заболела.

Быстро вздыхаю. Волоски на затылке шевелятся.

— Отлично. Я надену это дурацкую штуковину.

Дрожащей рукой хватаю у него маску, но он забирает ее обратно.

Оттягивая резинку, Адам медленно помещает маску мне на голову. Пальцы задевают мою щеку, когда он опускает ее поверх моего носа и рта. Вытаскивает мой конский хвост из-под резинки и позволяет ему упасть. Выбившиеся волосы, должно быть, вырвались из плена, потому что он заправляет их за ухо.

Когда маска на месте, я парирую:

— А как насчет тебя?

— Мне она не нужна.

Я топаю ногой.

— А почему я должна носить эту страшную штуку?

— Потому что до меня мне нет дела, — Адам оборачивается, хватает шлифовальную колодку и возвращается к работе.

— А мне, может, есть, — добавляю я, когда бросаю ему маску.

Его спина прямая, мышцы напряжены, что видно через футболку, когда он глубоко вздыхает и тянется за ней. Хватает маску с земли и натягивает на лицо.

Мы проводим утро, работая молча. Он остается на другой стороне комнаты. Я держусь своей стороны. Он не комментирует, что я делаю, или как я это делаю. Не пытается меня поправлять, и не пытается переделать то, что я уже сделала.

Время от времени я поворачиваю голову и мельком смотрю на него. Когда его руки работают, выполняя круговые движения, трицепс напрягается под гладкой загорелой кожей.

По мере приближения к полудню, жара становится невыносимой. Поскольку мы шлифуем, нам не выдали вентилятор, он бы просто раздул пыль повсюду.

Я натягиваю футболку и дую на грудь.

— Здесь безумно жарко. Я едва могу дышать.

Мои волосы завязаны в милый конский хвост, но выбившиеся волосинки прилипли к шее. Знаю, Адам сказал, что я должна одеться так, чтобы не поцарапаться, но вряд ли это случится во время шлифовки. Решая, что его правила глупы, я снимаю футболку и отбрасываю ее в сторону. Теперь на мне простой спортивный лифчик черного цвета. И я все еще потная. Но, по крайней мере, теперь моя футболка не липнет к подмышкам.

Я оглядываюсь назад. Адам присел на пол, держа блок в руке, голова повёрнута в мою сторону, и он смотрит на меня. Его глаза слегка расширяются, когда он видит мою грудь, выглядывающую из верха лифчика.

— На мне твоя идиотская маска. Ты не можешь заставить меня надеть футболку.

Он моргает и смотрит вниз, внезапно очарованный кучей пыли, образовавшейся около ботинка.

— Я ничего не сказал.

— Ну да, — я отступаю, а потом возвращаюсь к стене, — у тебя на лице все написано.

***

Когда время приближается к обеду, я одеваю футболку, и мы идём вниз. Адам вручает мне пакет с обедом и затем уходит, чтобы поговорить с Тоби.

Я хватаю воду из кулера и сажусь на один из складных столиков. Открыв пакет, я вижу, что он собрал мне сэндвич с арахисовым маслом и желе, банан и шоколад Hershey’s Kiss. В обеде есть что-то странно очаровательное, словно он сделал его для своего ребенка. Тем не менее, есть в этом и нечто раздражающе-снисходительное.

Я открываю шоколад и бросаю его в рот. Металл стула под моей попой горячий, а стол стоит на солнце. Помещаю бутылку воды между своими девочками, и позволяю ледяному пластику охладить кожу.

— Что ты делаешь? — спрашивает Адам, беря стул на противоположной стороне стола и садясь. Он тянется к своему пакету и достаёт сэндвич.

— Защищаюсь от рака груди, — саркастично отвечаю я. — На что похоже то, что я делаю?

Он держит свой, теперь уже развёрнутый, сэндвич в воздухе.

— Выглядит так, словно ты пытаешься привлечь к себе внимание.

Поднимаю обёртку от шоколада и бросаю в него. Она попадает в висок, но он продолжает жевать свой чертов сэндвич.

Если он хочет, чтоб я показала ему, как обращать на себя внимание, я покажу, как это делается. Беру со стола банан и держу его около лица, всего в нескольких дюймах. Медленно, провожу рукой вверх по фрукту, вниз и обратно. Мой взгляд неторопливо оглядывает площадку, словно показательное выступление с нежным поглаживанием банана совершенно нормально.

Адам с раздражением бросает свой сэндвич.

— А теперь ты что делаешь?

Положив руку на грудь, я смотрю на него с самым серьезным, но смущенным лицом, которое могу изобразить.

— Проверяю на твердость. Не хочу впустую тратить банан, если не собираюсь его есть, — посылаю ему «будто ты сам не понимаешь» взгляд, переворачиваю банан и сжимаю кончик, чтобы открыть его.

— Ты неправильно открываешь банан, — говорит он, указывая на меня пальцем.

Кладу локоть на стол и поучаю его:

— К твоему сведению, это ты открываешь неправильно свои бананы. Обезьяны делают именно так. И поскольку для них это основной источник питания, думаю, они знают, что делают.

— Они так же едят жуков и дерьмо. Ты и это хочешь есть?

Я втягиваю щёки и раздраженно хмыкаю.

— Замолчи, — машу на него. — Пойди, арестуй кого-нибудь или ещё что.

— Уже был там, сделал это, — говорит он с ухмылкой, демонстрируя прекрасные белые зубы, которые приобрел, годами нося брекеты в средней школе. И возвращается к своему сэндвичу с арахисовым маслом и джемом.

Прищуриваясь, смотрю на него. Он такой самодовольной, что так и хочется ударить.

Снова сосредотачиваюсь на банане и очищаю его наполовину, позволяя белому блестящему кончику плода сиять на полуденной жаре. Высовываю язык и провожу по ободку, несколько раз обводя языком по кругу.

— Лия, — голос суровый, но я его игнорирую.