— И что Эмма сделает для тебя из Питтсбурга? Тебе лучше подождать до утра и позвонить родителям.
Я качаю головой и смотрю вниз. Адам все ещё нависает надо мной, руки напряжены. Не хочу больше смотреть ему в глаза.
— Я не могу позвонить им. Они будут подавлены.
— Надо было думать об этом до того, как ты села за руль, — он отталкивает стул и отходит назад, глядя на меня сверху вниз.
— Не я была за рулём! — я практически подпрыгиваю на месте, движение заставляет наручник впиться в запястье. И я потираю его свободной рукой. — Сколько раз мне повторять, что это была не я?
— Если за рулём была не ты, то кто?
— Виктория Фолоуэлл. Я объясняла это офицеру Харперу, но он не стал слушать. Да, я была пьяна. Не собираюсь лгать. Но я бы ни за что не села за руль. Она взяла ключи. Разбила машину и сбежала.
— С чего бы ей убегать? Она тоже была пьяна?
— Нет, но она была под чем-то. Когда я садилась в машину, я этого не знала. Внезапно она стала невменяемой. Я спросила, что она приняла, и она сказала какой-то «браун». Я не знаю.
— Афган браун, — говорит он со знанием дела.
— Да, — наклоняюсь вперёд и показываю на него рукой. — Что это за ерунда такая?
— Героин, — говорит он с привкусом горечи в голосе. — Он дешёвый и его можно курить.
— Думаю, она получила его от байкера, который был в баре. Она зависала с ним всю ночь.
Адам скрещивает руки на груди, пока его прищуренные глаза изучают мое лицо. Губы сжаты, выражение лица задумчивое.
— С чего бы мне тебе верить? Харпер уверен, нет причин думать, что за рулём был кто-то другой. Может, ты используешь Викторию лишь, чтобы избежать неприятностей.
Я сжимаю челюсть,
— Адам, ты же знаешь, я бы никогда не сделала подобное. Ты знаешь меня с пятнадцати лет. Разве я делала что-то подобное раньше?
— Люди меняются.
— Это ты изменился! — мое сердце громко стучит, адреналин пульсирует по венам.
Я делаю глубокий вдох, и с ним приходят слезы, с которыми я сражалась, не желая плакать перед ним. Опуская локти на стул, я прячу лицо в ладони. Не хочу, чтобы он видел мое отчаяние.
Я не вижу его, но чувствую, что он стоит там. Его жар, взгляд, осуждение, словно исходит от его кожи. Его рот молчит, но мысли будто бы кричат на меня.
— Я знаю, что ты думаешь обо мне. Девушка, которая трясёт задницей на барной стойке за чаевые. Видела хмурый взгляд на твоём лице каждый раз, когда заходишь туда, — поднимаю голову и смотрю на него. Уверена, моя кожа красная и покрыта пятнами, и тушь, вероятно, размазана по лицу.
— Я делаю это не ради нескольких баксов. Я делаю это ради своего будущего. Этот бар мой! В конце лета Пол продаёт его мне. Я бы никогда не сделала ничего, чтобы поставить под угрозу то, к чему стремилась в течение пяти лет. Я копила каждый пенни. Родители заложили дом. Бабушка продала облигации. И ты думаешь, я уничтожу все это? Ради чего? Ради коктейля и потому, что мне лень вызвать такси? — я вытираю лицо рукой. — Тебе этого не понять. Ты думаешь, все хотят уничтожить себя. Ну, не я. Я здесь, чтобы что-то сделать. И теперь, благодаря тебе и офицеру Харперу, я никогда не получу лицензию на алкоголь. Моя мечта никогда не сбудется, и я буду просто еще одной неудачницей в этом дурацком городе, — я выдыхаю через нос и смотрю в сторону.
Рядом с моим лицом повисает рука, держащая что-то белое. Я поднимаю взгляд и вижу, как Адам вручает мне салфетку. Я беру ее, вытираю нос, а затем пятна под глазами.
Он опускается на колени передо мной. Думаю, он собирается что-то сказать. Вместо этого просто смотрит на меня. На самом деле, смотрит на меня. Его темные глаза исследуют каждый дюйм моего лица. Рассматривая меня, спрашивая, оценивая. Все лишь одним взглядом. Я слышала, что можно сказать, лжет ли человек, лишь просто наблюдая за его языком тела. Можно слушать его дыхание, следить за ним глазами и понять, что он так отчаянно пытается не рассказывать тебе.
И он смотрит на меня именно так.
Он смотрит на меня так, будто пытается увидеть мою правду, расшифровать мою ложь и узнать, все ли, что он когда-либо думал обо мне, правда, верно это или нет, хорошо или плохо.
Я делаю дрожащий вдох, осознавая, что это конец. Он собирается отвести меня обратно в камеру и пристегнуть рядом с самым разыскиваемым преступником Огайо.
Вместо этого он кладёт руку в карман и достаёт ключи.
Осторожно поднимая мое запястье в наручнике, Адам открывает браслет, освобождая меня. Поднимает другую свою руку и кладет ее на мое запястье. Когда его пальцы потирают нежную кожу, я делаю резкий вдох. Большим пальцем он потирает место над красной линией, где наручники врезались в кожу, и я больше ничего не чувствую.
Я в шоке.
Его лицо по-прежнему серьезное, но глаза смягчаются.
— У меня есть к тебе предложение.
Мой рот приоткрывается, и брови приподнимаются.
— И?
— Я не буду тебя задерживать, — медленно говорит он, когда мои глаза расширяются, — если ты пообещаешь отработать сто часов общественных работ.
— С чего я вообще должна что-то делать? Я же сказала тебе, я невиновна.
— Или соглашайся или оставь все как есть, Лия. У Харпера есть рапорт. Он хочет, чтобы в понедельник утром ты предстала перед судом. Это небольшой городок, а значит, у меня на самом деле есть немного власти. Я могу помочь тебе, но только если ты будешь играть по моим правилам.
Я киваю, прекрасно все понимая. Я не в том положении, чтобы спорить.
— И это не повлияет на возможность получить лицензию?