Его ноздри расширяются, а из горла вырывается рычание.
Я вздыхаю и продолжаю:
— Имею в виду, что да, твои слова так сильно повлияли на меня, что я боялась быть с кем-то, потому что ты оказался бы прав. И, если честно, я рада, что не была ни с кем, потому что вчера вечером, сегодня утром, сегодня днем...— я кусаю губу, потому что не могу даже говорить.
Большим пальцем он тянет мою губу и проводит по ней.
— А что насчёт танцев, сексуальных нарядов и флирта? Ты понятия не имеешь, как это терзало меня все эти годы. Вот почему я проводил время в баре. Я не искал ничего в комнате. Я следил за тобой. И был готов убить любого, кто подойдёт к тебе слишком близко.
Я игриво прикусываю его большой палец и отпускаю.
— А я так сильно злилась на тебя. По большей части потому, что хотела поговорить с тобой больше, чем с кем-то ещё. Мне столько всего нужно тебе рассказать.
Он притягивает меня в убежище своих рук и оборачивает руки вокруг меня. Когда мы оказываемся лицом друг к другу, он говорит:
— Тогда расскажи. Расскажи мне все. Обо всех семи годах.
Так я и делаю.
Я говорю. Мы говорим. Это самый волшебный момент последних двадцати четырех часов.
Я вешаю жалюзи в спальне, дом почти готов к переезду семьи Монтгомери. В ванной и кухне установлены приспособления для инвалидов, а по коридорам шириной в четыре фута может проехать инвалидное кресло.
Я рада видеть, что дом почти закончен, но мне грустно, что проект заканчивается. Интересно, где мы с Адамом будем работать дальше. «Дома для всех душ» много значит для него, и теперь они много значат и для меня.
Оставаться вдали от него - самое тяжелое, что мне приходилось делать. Мы решили, что будет лучше не работать вместе. Черт, мы решили вообще не видеться друг с другом. Каждый вечер, независимо от того, на работе он или нет, он все еще стоит у бара. И из патрульной машины наблюдает, как я каждый вечер иду к своей машине.
У нас нет больше причины, чтобы он подвозил меня, так что мы приезжаем на стройку на двух машинах. Всякий раз, когда мне выпадает шанс, я смотрю на улицу, где он укладывает дерн на переднем лужайке. Каждый раз, когда я украдкой смотрю на него, кажется, он смотрит в мою сторону.
Во время обеда он оставляет на кулере коричневый пакет с моим именем, пока берет свой и садиться под нашим деревом в поле. Он всегда кладет мне какой-то десерт. Сегодня это конфеты Hershey’s Kisses. Я закидываю одну в рот и вытаскиваю ярко-оранжевый листок с клейким краем, который лежит в пакете.
Прошло всего несколько дней, но они ощущаются, словно вечность.
Я бы подождал в тысячу раз дольше, если это значит, что ты будешь моей навсегда.
Я пытаюсь скрыть свой румянец, когда складываю бумагу в карман. Когда мой обед закончен, я подхожу к мобильному офису Тоби и отрываю листочек из блока бумаги.
Ты как-то сказал мне, что любишь запах кокоса.
С того дня я каждый день пользовалась духами с ароматом кокоса, лишь надеясь, что ты заметишь меня... или мои кокосы.
Тебе нравятся мои кокосы? Потому что ты им очень нравишься.
Убедившись, что на записке нет имен, я складываю ее и кладу в задний карман. Выхожу на улицу и подхожу к его чемодану с инструментами. Убеждаюсь, что он видит, что я оставила записку внутри, и закрываю крышку. Тащу свою милую попку внутрь и заканчиваю вешать шторы.
Направляясь в столовую, я сверлю отверстия в нужных местах, когда появляется Рик, держа в руках красно-черный набор инструментов Адама.
— Вот держи, — говорит он, когда ставит чемоданчик на пол.
— Это зачем? — вопросительно смотрю на него.
— Адам сказал, тебе это нужно.
— А, — округляю глаза.— Да. Спасибо тебе.
Как только Рик выходит за дверь, я спешу вниз по лестнице и подхожу к инструментам. Внутри лежит кусочек отрывного листочка, идеально разорванный по сгибу.
Твоя записка такая же, как и ты – милая и горячая.
Пожалуй, я начну с милого. Заманчивый запах твоих духов преследовал меня годами. Не из-за запаха. Из-за девушки, которая пахнет ими, и воспоминаний, которые они вызывают.
В тот день на подъездной дорожке ты собиралась задать мне вопрос. Я знал, что это будет за вопрос - чувствовал ли я то, что происходило между нами. И ответ был - да. Я бы ответил, что мечтал о тебе и запахе твоих духов, которые оставались на моей футболке, когда я проводил с тобой день. Ответил бы, что устал бороться с происходящим и хотел, чтобы в моих объятиях была ты, а не какая-то старая футболка, которую я отказывался стирать, потому что она была всем, что у меня было от тебя. Я хотел тебя. Нуждался в тебе.
И это приводит меня к горячему. Теперь, когда ты моя, мне надо воплотить в жизнь семь лет мечтаний. Я начну с того, что слижу этот сладкий аромат с твоей кожи, начиная с твоих бедер. И буду продолжать, пока не окажусь в самом совершенном райском местечке... посасывая, облизывая и пробуя тебя на вкус, пока ты не промокнешь от потребности во мне и не станешь кричать мое имя.
Я уже говорил о том, как сильно люблю слышать, как ты кричишь мое имя?
В комнате вдруг становится жарко. О-о-очень жарко. Я кладу записку в свою сумку и ищу что-то, на чем можно написать ответ. Все, что у меня есть - подстаканник и маркер. Всего ничего, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я стучу маркером по подбородку, пока минуту раздумываю над тем, как мне вести себя, мило или горячо.